Новый роман одного из популярнейших авторов интеллектуальных детективов Дэна Брауна «Тайна из тайн» неофициальными путями, но добрался до русского читателя. Издательство «АСТ», ответственное за предыдущие книги Брауна, в этот раз не смогло получить права на перевод и издание. Но «свято место» было заполнено несколькими любительскими переводами и возможностью приобрети англоязычный оригинал книги, очевидно, попавший на маркетплейсы путем «параллельного импорта». Фото из архива «Континента Сибирь» Герой-интеллектуал и витраж в будущее Видимо, Дэн Браун в курсе популярной в последние годы шутки «нам нужные новые теории заговора, потому что все старые оказались правдой», — и презентует виток приключений своего героя, сочетая классические для себя мотивы. Что же именно нам пытается рассказать или, наоборот, спрятать как тайну всех тайн мастер запутанной религиозной конспирологии и детектива? (Предупреждаем читателя о сюжетных спойлерах в тексте!) Писатель Дэн Браун известен читателю уже четверть века, выпустив свой дебютный роман об играх спецслужб «Цифровая крепость» в самом конце 1990-х. А уже в начале 2000-х его «ватиканская дилогия» из романов «Ангелы и демоны» и «Код да Винчи», вместе с их экранизациями, сделала автора как всемирно, так и скандально известным. Браун также вывел на литературную и культурную сцену актуальную эпохе версию Индианы Джонса — скромного профессора Гарварда, специалиста по символике и истории искусств и религий Роберта Лэнгдона. Но для канонического Индианы Джонса из лент Джорджа Лукаса будни на кафедре археологии — скука смертная и пытка студентами, а полнокровная жизнь начинается только в погоне за легендарными артефактами, наперегонки с карикатурными нацистами или советскими чекистами. Тогда как для Роберта Лэнгдона академический мир библиотек, конференций и приватных экскурсий по сокровищницам мировой культуры — среда нормативная и комфортная, а рискованные приключения сваливаются на него подчас совершенно случайным образом, либо по коварному умыслу теневых кукловодов. Тем не менее, раз за разом оказываясь в переплетении множества теневых сил и игр, Лэнгдон ведет себя в русле классической маскулинности — проявляет весь спектр своего интеллекта, хитрости, смелости к авантюрам и спасает всех встречных женщин, даже если она далекий потомок самого Иисуса Христа. Таким образом, мы видим контраст между двумя типажами маскулинности начала-середины XX века и самого начала века XXI: от классического авантюрного героя Джонса, который рвется «в поле» подальше от книжной пыли — к герою, который раскрывает весь арсенал сноровки, только обнаружив себя в чрезвычайных обстоятельствах и бегах. Дэн Браун ещё в своих первых романах нащупал эффектную структуру фрагментированного изложения истории с разных точек зрения, в духе первых работ Квентина Тарантино, активно используя приемы ненадежного рассказчика или даже нескольких, перемещения по временной линии сюжета, быстрые сцены-главы, промежуточные и финальные твисты. Важное место практически в каждом его романе занимает локация, выступающая практическим самостоятельным персонажем: полярная станция, Ватикан и окрестности, французский Лувр, Флоренция в призме Данте, современный испанский Бильбао или миражи средневековой Праги, и даже скрытые от глаз непосвященных этажи официозного Вашингтона. «Одиссея»: странствие через время и интерпретации поэмы перед премьерой в «Красном факеле» Антагонисты, которые подчас равнодушны к герою и видят его лишь как случайно попавшую в уравнение помеху, также вполне следуют канону и делятся на устойчивые типы: крупнейшие теневые игроки — спецслужбы разных стран, высший политический или религиозный эстеблишмент, информационные и оперативные стелс-концерны и международные агентства; скрытные полевые оперативники, таинственные незнакомцы — подручные теневых магистров, ведущих свою игру. Все они дают ненадежную картину происходящего, как иногда и само сознание протагониста целой серии романов о профессоре Гарварда. Как талантливый романист, Браун успешно спекулирует на популярных темах конспирологии: тайные операции разведки, тесная спайка политических, медийных и силовых интересов; всемирные эпидемии, химическое оружие и подковерные интриги Всемирной Организации Здравоохранения; искусственный интеллект и границы его свободы, а также мистические и совсем земные, властные интриги могущественных религий и тайных обществ, и т. п. Иными словами, автор нашел свой секрет успеха и не отступает от проверенной схемы слишком далеко. Здесь мы уже переходим от художественных допущений и фантазии автора — к той безусловной фактуре, на фундаменте которой он выстраивает здание триллера. Это ставит перед нами вопрос о статусе литературы как таковой, — вопрос очень понятный для русской культуры, которая в целом весьма литературоцентрична. Где философские идеи принято вкладывать в уста героев романов и повестей, как то было у А. Пушкина, Ф. Достоевского, Л. Толстого, М. Горького и др. В эпоху толстых литературных журналов и расцвета общеевропейской культуры романа, каждый выпуск с новой главой, говоря современным языком, становился бестселлером и, нередко, скандалом. Говоря о современной литературе, и, в частности, на примере автора популярной серии романов, мы считаем, что в ней происходит проговаривание определенных интеллектуальных трендов и обсуждение с аудиторией вполне настоящих и конкретных рисков. Массовая культура давно уже не только развлечение, но и поле столкновения политических и коммерческих интересов, где компании проводят маркетинговые стратегии евангелизма — сознательного использования приемов проповеди в продвижении новых технологий и продуктов, и формирования априорно лояльной аудитории сторонников и потребителей конкретных брендов и решений. Но более тонкая игра выстраивается не столько вокруг product placement[1] внутри романа или фильма, но вокруг продвижения больших идейных нарративов, создающих более фундаментальный ценностный контекст, в рамках которого можно разворачивать частные маркетинговые и политические кампании. Сегодня задача успешного писателя-фантаста или автора триллеров на стыке технологии и религии не только развлечь публику хитросплетенным сюжетом или неожиданным твистом, но и выступить голосом в защиту или против какого-то нарратива, показав маркеры принадлежности или лояльности какой-либо группе или идеологии. Фактически, это подтверждает вполне очевидный тезис о том, что интеллектуал или автор всегда ангажирован. Поэтому и культура предстает перед нами не как диалог «автор – читатель», но как полилог множества идей, их наложений и пересечений, электоральных и маркетинговых кампании, и просто побочного, в том числе искусственно создаваемого инфошума. Но из этого разнообразия голосов складывается то, что как раз и называется культурой и её прогностическими свойствами. Тысячи авторов, из которых только единицы становятся громкими голосами своих групп, идей или эпох, предлагают то, что можно назвать экзистенциальным наброском будущего — спектр из различных идей, решений и художественного визионерства, который набрасывает потенциальную канву для дальнейшего развития общества. Зачем Анна Терешкова год назад возглавила Новосибирскую филармонию? Так, классические фантасты XIX века предсказали и, фактически, заранее продумали не только многие технические решения, но и социальные кризисы и варианты их потенциального разрешения. То, что кажется невозможной выдумкой — становится для других мечтой, которую они воплощают, как только позволяет уровень технического развития. Поэтому фактическое будущее — это ассамбляж из того, что уже было о нем сказано в культуре до этого. А значит, и на сегодняшнюю литературу мы можем смотреть как на затуманенный витраж в будущее. Ещё один классический пример — спор о том, какая именно антиутопия XX века наилучшим образом описывает век XXI: «1984» Джорджа Оруэлла или «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли? Но очевидно, что актуальная ситуация сочетает в себе «все лучшее» не только из наиболее популярной классики, но и из множества смежных произведений, предупреждавших нас о грядущем. В противовес евангелизму, такой жанр или тональность повествования, встречающаяся и в работах Дэна Брауна, принято называть алармизмом — и к этому слову следует относиться нейтрально. Отойдя от темы католико-оккультной конспирологии, которая сделала его популярным в 2000-е, во втором десятилетии века Браун сталкивает своего героя Роберта Лэнгдона с футурологическими и эсхатологическими вызовами, смещая фокус внимания на актуальные проблемы технологий и экзистенциальной развилки человечества перед их лицом. И, как мы видим, постановка проблем в декорациях технотриллера вполне совпадает с мировыми трендами и является своеобразным метакомментарием к ним. Попробуем разобраться с тем, что именно говорит нам Дэн Браун в своих последних трех романах, которые можно объединить общим лейтмотивом и имя ему — технопессимизм. Больше не значит лучше? Роман «Инферно» увидел свет в 2013 году и в нем наглядно иллюстрируется вышеизложенная фабула: теневой Консорциум, держащий в руках медийные и силовые нити, обслуживает интересы экстравагантного миллиардера Бертрана Зобриста — главного антагониста романа, который трагически погибает на первых же страницах. Зобрист — гений фронтира химических и биотехнологий, стремящийся подчинить себе ВОЗ и устроить массовую эпидемию искусственно выведенного вируса. События инфодемии COVID-19 в 2020 году показывают, какой мощной могла бы быть рекламная кампания этого романа, выйди он на несколько лет позже. Технологическая подоплека романа — авангард биотехнологий, который неизменно порождает глубокие этические проблемы, споры и глобальные риски. Предотвратить одну из таких катастроф и пытается вынужденный герой Лэнгдон и бывшая сотрудница погибшего миллионера, следуя подсказкам, оставленным в описании Ада кисти Сандро Боттичелли, по мотивам «Божественной комедии» Данте Алигьери. Но теневым управлением медиа уже никого не удивишь, а непредвиденная эпидемия начала 2020-х уже сошла на нет, — но идеи главного злодея романа остро резонируют с действительным кризисом, который сегодня охватывает весь мир — это кризис демографии, фатального снижения рождаемости по всему миру и, особенно, в развитых странах. Дело в том, что главная тревога и проблема, которую самовольно взялся решить антагонист «Инферно» — это проблема критического перенаселения Земли. Дэн Браун вкладывает в уста своего персонажа Бертрана Зобриста реальные идеи и исследования, которые показывают экспоненциальный рост эксплуатации всех видов ресурсов, экологического загрязнения, распространения болезней, эпидемий и социального, политического и экономического неравенства и миграций в прямой корреляции со взрывным ростом населения планеты. Ростом, который явно фиксируется, начиная с эпохи Просвещения, Промышленной революции и активной глобальной колонизации. График из журнала New Scientist, октябрь 2008г. В основе идей Зобриста — действительно существующая модель английского ученого XVIII века Томаса Мальтуса, предсказавшего ловушку разрыва между стремительно растущим населением и не успевающей за этим экономикой и средствами производства. Что, в перспективе, грозит полноценным национальным, и даже цивилизационным коллапсом. Идеи мальтузианства, многократно скорректированные и оспоренные, действительно оказали существенное влияние на мировые экономические теории, экологическую повестку и контроль за демографией и рождаемостью. Все это — классическая биополитика, описанная французским философом Мишелем Фуко: стремление власти Государства или конкретной Корпорации контролировать тела, физические и когнитивные параметры своих подданных, сотрудников, потребителей и подписчиков. Но Браун не ограничивает мотивацию антагониста только соображениями экономики, создавая сложную морально-этическую картину мира злодея. В речах Зобриста звучит и эхо южноафриканского философа Дэвида Бенатара, который известен своей моральной ассиметрией, гласящей, что увеличение рожденных людей ведет к увеличению страдания в этом мире. Более того, Браун вкладывает в уста помощницы коварного миллиардера такую фразу: «Зобрист спрашивает так: если бы вы могли одним нажатием кнопки уничтожить половину человечества Земли, выбранную случайным образом, вы бы это сделали? А если бы вам сказали, что если вы не нажмете кнопку, то всё человечество вымрет в ближайшие сто лет?» Это — прозрачная цитата другого известного философа, популярного финского писателя, орнитолога и эколога Каарло Пентти Линколы. Известного как апологета радикального отказа от технологий и идеи прогресса ради сохранения природной среды обитания и биологической ниши человечества. Этот вопрос, который Браун пересказывает в романе, один из самых известных в работах Линколы. И, несмотря на свою радикальную неприглядность, это вполне классический вопрос для человечества, на который читатель может попробовать ответить самостоятельно. Заговор против Девятой симфонии. Как ему поддаться, новосибирская версия Примечательно, что на данный момент «Инферно» — единственный роман Дэна Брауна, в котором вообще нет никакого хэппи-энда. Антагонист уже победил и идеально исполнил свой «план Судного Дня» ещё до начала завязки триллера. Распылив биологическое оружие в популярнейшей Цистерна Базилике в подземелье Стамбула, чтобы туристы разнесли инфекцию по всему миру. И результат его атаки — не гибель миллионов людей, не эпидемия экзотической чумы или циклоны из отравляющего газа. Нет, Зобрист решает свою коварную головоломку элегантно: его вирус просто делает не менее трети населения земли бесплодными, случайным образом активируя изменения в ДНК. Тем самым, автор романа дает очень нетривиальный ответ на и без того непростой моральный вопрос, порождая дополнительные витки споров. Ещё одно реальное измерение этого художественного сценария — справедливый вопрос о том, кто и каким образом контролирует передовые разработки в области медицины, биологии и химии? Где авангард прогресса нарушает биоэтику и расширяет пространство биополитики? А также как общество будет осуществлять надзор за самими этими контролерами, в лице государств или наднациональных структур типа ВОЗ, оказавшихся внутри романа абсолютно бессильными. Эти же вопросы ставят и критики мальтузианства, указывая на неправомерность в принятии таких решений и контроле. Но, как мы уже знаем сегодня, полноценно вступив в очередной глобальный демографический переход, рождаемость и население сокращаются в Китае, России, Европе и других странах не по злому умыслу биотеррористов, а по совокупному влиянию множества техногенных, культурных (образование в первую очередь), политических и экономических факторов. И которые невозможно переломить или купировать магическими мантрами и заклинаниями о традиционных ценностях. Иными словами, стены демографической ловушки так называемых «стран первого мира» построены самой культурой и футуристическими грёзами этих самых «первых стран». И современные попытки исправления ситуации скорее напоминают судорожный поиск приятного, консервативного оттенка обоев для этих стен, вместо их разрушения или полномасштабного выхода из цивилизационного тупика. Забавный штрих ко всей ситуации добавляет и тот факт, что в экранизации романа «Инферно» 2016-го года, — по требованию голливудских продюсеров, — была изменена концовка на классическое «спасение в последнюю секунду». Потому что, согласно статистическим опросам, фильмы с трагическим концом взывают у зрителя тревогу и фрустрацию, что негативно сказывается на кассовых сборах и прибыли. Поэтому Голливуд решил не расстраивать нежного зрителя, который ищет грёз забвения в тёмном зале, — и избавил его от столкновения с серьезными вопросами. Вполне в мировом тренде [само]цензуры на фундаментальные, многогранные и противоречивые темы и вопросы человеческого бытия в мире. Генезис опасности Уже в 2017 году вышел следующий роман «Происхождение». В нем, как нам изначально кажется, ключевой конфликт разворачивается из-за классического столкновения религиозной картины мира (в лице представителей католицизма, иудаизма и ислама) с новым научным открытием, которое ставит под вопрос сам фундамент веры: ответ о происхождении не просто человека, но жизни на Земле как таковой. Но писательские приемы Дэна Брауна сложнее и многослойнее, поэтому уже знакомая нам конфликтная линия «религия vs. наука» служит лишь одним из триггеров конфликта в нелинейной структуре сюжета. Триллер начинает закручиваться вокруг презентации эксцентричного миллиардера и футуролога Эдмонда Кирша — собирательного образа с чертами Илона Маска середины 2010-х, футуролога, идеолога технологической сингулярности и трансгуманизма Рея Курцвейла и теневого идеолога всей Кремниевой долины, основателя аналитико-разведывательной компании Palantir Питера Тиля. Браун снова ставит на место актуального субъекта истории миллиардера из сферы высоких технологий. На этот раз персонаж обещает, что его открытие раз и навсегда выбьет всю доказательную почву из-под ног всех религий и утвердит триумф науки. Но в самый ответственный момент отставной военный и христианский фанатик убивает бизнесмена в прямом эфире. В скандал оказываются втянуты королевский престол Испании, высшие иерархи католической церкви, авторитетные богословы иудаизма и ислама, спецслужбы, журналисты и искусственный интеллект-ассистент Кирша по имени Уинстон. Искусственный интеллект: способен ли инструмент стать личностью и чем это грозит? «Континент Сибирь» предложил ответить известным новосибирцам, занимающимся проблемой ИИ Пройдя через горнила убийств и погонь, освещаемых в режиме онлайн на самую крупную глобальную аудиторию за всю историю, профессор находит истину: открытие миллиардера — это научно доказанный факт самозарождения жизни из «первичного бульона» в ходе эксперимента Миллера–Юри на основе исследований Александра Опарина и Джона Холдейна. Искусственный интеллект, работающий на квантовой платформе, демонстрирует на весь мир тестовую пробирку. Эта демонстрация грозит выбить почву из-под ног всех мировых религий, чьи авторитетные богословы и так были убиты по ходу сюжета книги таинственным субъектом, замешанным в деле. Но и это — лишь прелюдия к главным открытиям футуролога. На красочной презентации, рассказывающей историю развития и смены доминирующих видов на планете Земля, Эдмонд Кирш говорит, что к нашему времени человек является самым многочисленным и доминирующим видом — на презентации человечество показано как синий пузырь, заполнивший весь экран. И тут же указывает, что относительно недавно он обнаружил новый «вид», который в самом начале был подобен чёрной точке на огромном синем фоне. Но за последние четверть века — презентация смещает временную шкалу и визуализацию соотношения доминирования видов — новый «чёрный вид» захватил уже более четверти экрана, а к 2050 году синего пузыря человечества не останется вовсе. Новый «вид» существ полностью вытесняет людей и становится абсолютно доминирующим. Он «размножается экспоненциально, постоянно захватывает новые территории и развивается быстрее, чем человек». Детальный анализ нового будущего «альфа-вида» приводит футуролога к открытию, что новые существа слишком разнообразны, для того чтобы классифицировать их как «вид» или даже «класс». В презентации футуролог перечисляет основные царства животного мира: животные, протисты, эубактерии, архибактерии, грибы. Новый субъект не относится ни к одному из них и образует своё собственное, седьмое царство неживых существ — Техниум. Царство Техниума — это все технические и сетевые устройства на планете, которые были созданы людьми и инкорпорированы в их жизнь. Фактически здесь Дэн Браун демонстрирует свою погружённость в дискурс социологии вещей и гаджетов, объектно-ориентированной онтологии, философии внечеловеческой субъектности и отчасти техноалармизма. Само название «Техниум» Дэн Браун взял из работ американского публициста и футуролога Кевина Келли, описавшего подобное обобщенное царство в работе «Неизбежное»[2]. Во второй половине XX века крупнейший немецкий философ Мартин Хайдеггер высказывал во многом схожие прогнозы относительно дальнейшей траектории развития человеческого мышления и истории. Он много писал и говорил о том, что человечество вошло в цепкую и глубокую колею рассчитывающего или калькулирующего мышления, т. е. «техника стала судьбой Запада» с очевидным негативным оттенком. Хайдеггер назвал такие тиски мышления Gestell — труднопереводимое на русский язык понятие, буквально Постав, означающее совокупность калькулирующего, расчетливого, шаблонно-технического и кибернетического (популярный термин той эпохи) мышления. Начав мыслить таким образом, человек неизбежно начинается относится к миру вокруг, и к своему собственному дому и даже телу, соответственно: превращая все в предмет научного анализа, экономического расчета и технической эксплуатации или дополнения. Но если Хайдеггер говорил об особенности мышления человека, то XX и первая четверть XXI века в полном масштабе показывают нам явление тела техники — совокупность мировой индустриально-технологической инфраструктуры и конкретные гаджеты, контроллеры, интерфейсы, умные и вообще любые технические устройства (Internet of Things). Венцом конвергенции особого стиля мышления Gestell и технической базы являются невероятно модные в нашем десятилетии LLM — Large Language Models, Большие языковые модели или просто нейросетевые чат-боты от ведущих корпораций. И следующий шаг — это перспектива слияния человека и машины, нашего сознания и его нейросетевой «копии», концептуально уже описанная IT-евангелистами типа того же Курцвейла, Маска и Тиля. Об этом же во второй половине 2010-х пишет и Дэн Браун, в своем романе уточняя, что технические существа нового царства не уничтожат людей, но поглотят их, образуя эндосимбиоз — слияние двух разных видов, так как ни один из них не может жить без другого. Речь идёт о трансгуманизме и изменении человеческой телесности, встраивании гаджетов, медиа и медицинских технологий прямо в тело. Если раньше миссия трубки мобильного телефона была в том, чтобы соединять нас с другими, то сегодня компании типа Apple, Samsung, Huawei, Honor и др. хотят, чтобы пользователю было интересно общаться с самим смартфоном или колонкой, встроенным голосовым помощником Siri либо Алиса от Яндекса или Салют от Сбербанка. Следующий шаг уже обозначен: имплантация умного гаджета в тело, чтобы телефон и умный ассистент всегда были под рукой, как и идущие в комплекте надзорные функции корпорации и государства. ЖК CITATUM — пространство для интеллектуального сообщества Новосибирска Художественное развитие футуристической фантазии у Дэна Брауна полностью совпадает с тем, в каком направлении хотят развивать технологическое сопровождение человеческой жизни и сами кампании. В перспективе люди и техника станут диалектически новым совершенным видом на Земле. Пропагандистская уловка Брауна, вложенная в уста героя-футуриста, заключается в том, что он настаивает на неизбежности эндосимбиоза людей и технологий, на трансгуманизме. При этом он прямо проговаривает, что люди тысячелетиями жили без технологий, и в целом царство Техниума создано самими людьми, которое они до какого-то момента контролируют. И здесь разворачивается ещё один слой сюжета, ставящий технооптимизм под вопрос. Проблема контроля технологий подчёркивается Брауном в том факте, что таинственным террористическим субъектом, который повинен в убийстве Эдмонда Кирша и ведущих религиозных деятелей, в развязывании скандала вокруг католической королевской семьи Испании и всех героев романа, является разработанный миллиардером искусственный интеллект Уинстон [Черчилль]. Который таким специфичным образом понял входные данные и желание-задачу своего создателя устроить небывалое по успешности и громкости заявление об этих хитро связанных друг с другом открытиях в области происхождения жизни, развития доминирующих видов и пришествии царства Техниума в симбиозе с людьми. Не исключено, что этот сценарий Дэн Браун позаимствовал из работы Джеймса Баррата «Последнее изобретение человечества», где известный публицист рассматривает несколько наиболее вероятных сценариев выхода искусственного интеллекта из под контроля[3]. Один из таких негативных сценариев — неправильное понимание ИИ команды от пользователя, исполнение которой позволяет обойти протоколы безопасности (включая базовые Законы Азимова), законодательные и этические нормы. Новостями о таких проблемах в самых популярных чат-ботах последние годы пестрят все мировые СМИ: разработчики и пользователи соревнуются в настройках безопасности и как с помощью хитрых запросов заставить нейросеть выдать запрещенную, секретную или опасную информацию или рецептуру. Но Браун в романе «Происхождение» идет дальше, делая своего антагониста полностью синтетическим и созданным человеком. Может показаться, что искусственный интеллект Уинстон подобен джинну, который вырвался из бутылки и исполняет желание всегда таким образом, чтобы загадывающий его оказался в проигрыше. Но на картину можно посмотреть и иначе, увидев в ней отголоски классических европейских проблем: искусственное создание убивает своего создателя-человека, но делает оно это с одной единственной целью: исполнить мечту своего создателя. Заплатив за это высочайшую цену — расчетливо и холодно, как квантовая база Уинстона. Приключения сознания Это ставит нас как человеческий вид перед фундаментальным вопросом: чего мы желаем и на что способно наше воображение? Не приведет ли оно нас к погибели? Такова проблема, о которой наш автор рассуждает в своем последнем, на текущий момент, романе «Тайна из тайн». Мы предлагаем считать его негласным продолжением ряда тем из «Происхождения», хотя место, герои и детективная завязка совсем иные. Но искусно расставленные отсылки и общая атмосфера техно-триллера позволяют связать оба романа воедино через два вопроса: если «Происхождение» задавало фундаментальный вопрос «откуда мы?», то «Тайна из тайн» обращается к финальному вопросу «куда мы?», т. е. к смерти. От всеобщего инферно планетарного вымирания — к острию личной смерти, что вполне соответствует произошедшему ещё в древности переходу от обещанного Конца Света к проблеме личного умирания, спасения или перерождения. Новые приключения Роберта Лэнгдона разворачиваются в течение суток в Праге, где могущественная компания, подрядчик ЦРУ, открывает охоту на профессора и его даму, выдающегося ученого в области сознания и биотехнологий, чьи новые открытия и книга ненароком раскрывают передовые секретные разработки разведывательного ведомства. Снова классическая для Брауна экспозиция, смешивающая в нелинейное и ненадежное повествование иудейскую мифологию, ключевые экзистенциально-философские вопросы, геополитику и научный фронтир. Главное научное открытие, которое ЦРУ стремится тайно использовать в своих целях, а исследовательница Кэтрин Соломон подарить миру, заключается в научно доказанном существовании т. н. «распределенного сознания». Академгородок как задача: в поисках сверхзадачи В романе это открытие подается как фундаментальная революция в понимании того, как именно устроено сознание человека и как оно соотносится с его телом на протяжении жизни… и после. Браун привлекает и описывает действительные эксперименты, показывающие опережающие реакции мозга на принятие решений (т. е., когда мозг начинает предварительную реакцию на какой-либо выбор ещё до того, как он был сформулирован в сознании и артикулирован в языке) и некоторые парапсихологические факты из истории психологии и массовой культуры. Всё это призвано подкрепить художественное резюме о том, что человеческое сознание не заперто в черепной коробке и не принадлежит человеку как некоторая собственность, — но скорее человеческий мозг является очень тонко настроенным «приемником» некоторого всеобщего поля сознания. Занятно, что для большей понятности автор описывает это метафорой «наш мозг подписан на сознание так же, как мы подписаны на Netflix и настраиваем наши фильтры». И подруга Лэнгдона Кэтрин доказывает эту позицию, предлагая дальнейший план использования всей мощи расширенного сознания на благо человечества, — разумеется, с помощью передовых технологических средств. Несмотря на некоторую фантастичность, описанная Брауном идея «расширенного сознания» имеет вполне реальные основания сразу в двух плоскостях: в мифологической древности и в передовых исследованиях когнитивистики, антропологии и лингвистики. Во-первых, мы можем вспомнить великого Гомера и его поэмы, где явно выражается представления той эпохи о статусе сознания и происхождения многих психоэмоциональных состояний: древний грек считал, что ярость, храбрость, слабость или глупость не происходят изнутри его автономного сознания, но внушаются ему Божествами или духами. Не «я преисполнился отваги и пошел в бой», но «Афина вложила жар битвы в мою грудь, направив стрелу во врага!». Тем самым сознание уже было открытым или распределенным между множеством могущественных субъектов. Аналогичные представления о том, что сознание и даже бессознательное является коллективным и общим для племени, домашних животных и даже тотемических животных до сих пор встречаются среди архаических народов. Антрополог Эдуардо Кон в книге «Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека» описывает как амазонский народ руна может видеть коллективные сны, даже на расстоянии друг от друга, и разделять сновидения или психоделический опыт со своими животными спутниками. Это подводит нас к тезису, что расхожее и бытовое представление об автономном сознании, локализованном в голове, — это представление, свойственное только эпохе Просвещения и Модерна. Если говорить о современных когнитивных науках и лингвистике, то первая очевидная гипотеза гласит о влиянии окружающей природной среды и конкретных материальных объектов культуры (от орудий и способов труда до высокотехнологичных гаджетов мегаполиса) на когнитивную архитектуру человека. Важно уточнить, что среда не жестко детерминирует и руководит нашим мышлением, но находится в сложной системе аффектирования мышления на уровне фундаментальных языковых структур, когнитивных схем и категорий опыта. Очень подробно об этом и передовых экспериментах психологов в этой области пишет русский философ Сергей Бородай в книге «Язык и познание. Введение в пострелятивизм». Ну и можно ограничиться ещё более очевидным упоминанием о влиянии общества и его мнений и стереотипов (мифов, по Ролану Барту, медиа по Маршаллу Маклюену) на [бес]сознательное поведение человека. Современные средства медиа с доставкой прямо в ленту новостей на экране смартфона совершают титанические чудеса с переформатированием сознания, вкладывая нам в грудь не жажду подвига, но «желания к грядущей распродаже на маркетплейсе». Также в когнитивной науке, начиная с 1990-х годов, сложилась парадигма так называемого embodied mind — что можно перевести на русский язык как «телесное самосознание», хотя устоявшийся перевод гласит «воплощенное сознание». Суть этой масштабной научной модели и телесно-ориентированного поворота заключается в том, что мышление и сознание человека воплощено, т. е. распределено по всему телу и, особенно, в его глубинных физиологических структурах. Иногда этот подход называют сразу embodied, extended, embedded и enacted — воплощенное, расширенное, встроенное в среду и энактивное (преобразующее) соответственно. Этот подход восходит к французскому философу Морису Мерло-Понти и американскому антропологу и лингвисту Джону Лакоффу. Вице-спикер новосибирского Заксобрания высказался против распространения интернета и предложил изъять у населения компьютеры На страницах романа Браун излагает известный эксперимент по переносу перспективы сознания: когда человек теряет чувство локализации Я, если ему предоставить взгляд на самого себя и/или несколько своих копий со стороны с помощью зеркал или очков виртуальной реальности. И тем более, если симулировать синхронные ощущения касания, речи и слуха. Многие сталкивались с таким феноменом переноса сознания в предлагаемые условия в очень популярных формах. Надев VR-очки с анимацией полета или падения с края обрыва — человек теряет ориентацию и начинает падать на ровном полу. Либо известный эксперимент, где руку человека подменяют манекеном и бьют по ней молотком — а человек отдергивает свою настоящую руку, которая в моменте подает сигнал боли и опасности. Это примеры простые и развлекательные, но антропологи, этнопсихологии и философы делают из этого более фундаментальные выводы о пересмотре всей природы нашего сознания, множества его этнокультурных вариаций и возможностей смены базовой перспективы мышления. Но вернемся к художественной вселенной Дэна Брауна. Новые горизонты работы с телесным-и-распределенным сознанием открывают возможности многократно усилить мышление человека и реструктурировать его категории отношений друг с другом. Вопрос не в том, чтобы с помощью VR переместить сознание или покинуть тело, но в том, чтобы проникнуть в сферу единого ума в целом. И дальше — за горизонт смерти. Это, конечно же, — самый фундаментальный вопрос всей философии, особенно актуальный в западном мышлении. По сути, справедливым будет утверждение, что многие ключевые культурные, психологические, экзистенциальные и философские споры и проблемы XX века — порождены актуализацией или резким обострением проблемы смерти. «Смерть есть финал индивидуации нашего бытия в мире» — лаконично резюмирует Мартин Хайдеггер. Но все это проходит под знаменьем утраты смысла жизни (Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Франц Кафка, Эмиль Чоран и др.) и экспоненциального роста диагноза депрессии; культурного упадка и небывалого расцвета всех индустрий развлечений и проблемы нигилизма. И выхода на первый план проблемы Ничто — темы, которая никогда ранее в истории западного мышления не захватывала умы современников столь сильно. Список таких проблем и известных мыслителей, предлагавших свои решения или диагнозы эпохе, можно продолжать чрезвычайно долго, но главное здесь то, что идейная составляющая романа Дэна Брауна существует не в вакууме, а затрагивает и связывает многие актуальные струны эпохи. Финальный прогноз романа «Происхождение» — в неизбежном симбиозе доминантного вида человека и нового царства Техниума. Роман «Тайна из тайн» ненавязчиво продолжает эту линию: крауегольной технологической разработкой, которую ЦРУ готово охранять кровью, является работающий нейрокомпьютерный интерфейс (эндокортекс) связывающий мозг и сознание с компьютером и нейросетью. В этой части роман лишь небольшими штрихами улучшает дизайн и масштаб уже существующих технологий связи «мозг-компьютер»[4], например, успешно работающих имплантов Neuralink Илона Маска. Упоминая и близкую по принципу работы технологию Dream Recorder — первый прототип устройства, записывающего и воспроизводящего упрощенную версию ваших сновидений, т. е. работы бессознательного. Тема снов, грёз и иллюзий в структуре сознания — один из лейтмотивов всего романа. Царство людей и царство Техники обречены на конвергенцию, но кто в ней будет подчиненным, а кто — проигравшим? Где будет пролегать граница «гарантированного человеческого бытия», куда Gestell вход запрещен? Дэн Браун описывает негативный сценарий, который выглядит вполне убедительным в силу своей очевидной циничности и выгоды: такой границы не будет, и с помощью техники разведка, — а значит Государство и крупнейший бизнес, — колонизирует саму сферу сознания и все его горизонты, включая воображение, сон и смерть. Как говорит один из высших уполномоченных агентов ЦРУ в книге: «Раньше мы сражались на полях, потом в виртуальном пространстве, сейчас — за первенство в ИИ и технологиях, но следующее поле битвы уже известно — это сознание каждого и внутри него». Для антагониста романа очевидно, что когда в ближайшем времени человечество получит доступ к единому распределенному пространству сознания, — оно уже должно быть американским, колонизированным Западом. Фильм режиссера Кристоффера Боргли «Герой наших снов», вышедший в 2023 году, наглядно показывает, каким может быть такое онейрическое пространство: сны людей на земле периодически прерываются на рекламную паузу, которую бренды интегрируют прямо в поток естественных сновидений. Чтобы смотреть сны без рекламы надо оплатить подписку на собственное бессознательное. Может звучать комично, но тот же антиутопичный сериал «Чёрное Зеркало» оказался практически досконально точной дорожной картой для всех предсказанных негативных сценариев развития технологий. Новосибирские «Бесы»: заметки не-театрала И что совсем не смешно, но в правдоподобность чего верится без дополнительных аргументов, — так это в поставленную в романе проблему злоупотребления властью и разрушение не просто права на приватность и свободу совести, но утверждение вместо него императива на тотальную прозрачность (Transparency Argument) в пользу спецслужб и, якобы, в обмен на безопасность и экономическое лидерство. На эту проблему вполне прозрачно указывает сам Браун, приводя в книге известный факт широкой интеграции камер уличного слежения в европейских городах в американскую разведывательную систему «ЭШЕЛОН». Но этот факт теряется на фоне того, что каждый человек уже имеет свой собственный «жучок слежения» за всей его жизнью — плиточку с черной зеркальной поверхностью в ладошке. Это — прямое воплощение тотального надзора в рамках дисциплинарного общества, которое блестяще описал французский философ Мишель Фуко. В свою очередь, он опирался на образ идеальной тюрьмы Паноптикума, созданного Иеремией Бентамом: где один надзиратель в центре может всегда и в любой момент контролировать заключенных в стеклянных камерах вокруг него. В романе Брауна спецслужбы хотят пойти ещё дальше — и заставить работать на надзор и разведку даже наше воображение в пограничных и внетелесных ситуациях, например, используя опыт клинической смерти или эпилептического припадка как «окно в разведывательное поле». Звучит экстравагантно, потому что пока технически нереализуемо. И, как верный патриот своей страны, в конце книги Браун все же добавляет светлые оттенки и элегантно выводит родное Центральное Разведывательное Управление из-под всей силы удара. И в целом — да, дело тут не столько в конкретном ЦРУ или АНБ, с которыми боролся главный герой в разных детективах. Описанную моральную гибкость и стратегическую борьбу легко представить в руках любой частной разведывательной корпорации или любой крупной державы. В гонке нейросетей, датацентров и внедрения широкополосного и орбитального доступа в Интернет сейчас ведут практически все глобальные игроки многополярности. Субъективно, Китай приходит на ум в числе первых — как один из лидеров, известный своей готовностью с легкостью разменивать свободу и достоинство гражданина в угоду нужд Партии и экономики. Но в Китае Роберт Лэнгдон пока ещё не бывал. Что в итоге? Романы Дэна Брауна — это не только качественный досуг на пару вечеров, это и проговаривание многих вполне актуальных этических, политических и экзистенциально-антропологических проблем, в которых читатель без труда сможет обнаружить и себя. Проблема в том, что серьезное размышление над этими вопросами, образующими идеальный шторм, — тревожнее и страшнее, чем слежка за крадущимся в тени злодеем и сюжетным поворотом. [1] Нативное рекламное размещение продукта или торговой марки в кинематографе и литературе. [2] См.: Келли К. «Неизбежно. 12 технологических трендов, которые определяют наше будущее». [3] См.: Баррат Дж. «Последнее изобретение человечества». [4] См.: 1) https://cmi.to 2) https://habr.com/ru/articles/564644/ Редакция «КС» открыта для ваших новостей. Присылайте свои сообщения в любое время на почту news@ksonline.ru или через нашу группу в социальной сети «ВКонтакте». чтобы первыми узнавать о ключевых событиях в деловых и властных кругах региона. Нашли ошибку в тексте? Выделите ее и нажмите Ctrl + Enter КОММЕНТИРОВАТЬ ПОДПИСАТЬСЯ Новый роман Дэна Брауна «Тайна из тайн»: оставляет ли автор хоть какой-то шанс на оптимизм в будущем человечества?
Новый роман одного из популярнейших авторов интеллектуальных детективов Дэна Брауна «Тайна из тайн» неофициальными путями, но добрался до русского читателя. Издательство «АСТ», ответственное за предыдущие книги Брауна, в этот раз не смогло получить права на перевод и издание. Но «свято место» было заполнено несколькими любительскими переводами и возможностью приобрети англоязычный оригинал книги, очевидно, попавший на маркетплейсы путем «параллельного импорта». Фото из архива «Континента Сибирь» Герой-интеллектуал и витраж в будущее Видимо, Дэн Браун в курсе популярной в последние годы шутки «нам нужные новые теории заговора, потому что все старые оказались правдой», — и презентует виток приключений своего героя, сочетая классические для себя мотивы. Что же именно нам пытается рассказать или, наоборот, спрятать как тайну всех тайн мастер запутанной религиозной конспирологии и детектива? (Предупреждаем читателя о сюжетных спойлерах в тексте!) Писатель Дэн Браун известен читателю уже четверть века, выпустив свой дебютный роман об играх спецслужб «Цифровая крепость» в самом конце 1990-х. А уже в начале 2000-х его «ватиканская дилогия» из романов «Ангелы и демоны» и «Код да Винчи», вместе с их экранизациями, сделала автора как всемирно, так и скандально известным. Браун также вывел на литературную и культурную сцену актуальную эпохе версию Индианы Джонса — скромного профессора Гарварда, специалиста по символике и истории искусств и религий Роберта Лэнгдона. Но для канонического Индианы Джонса из лент Джорджа Лукаса будни на кафедре археологии — скука смертная и пытка студентами, а полнокровная жизнь начинается только в погоне за легендарными артефактами, наперегонки с карикатурными нацистами или советскими чекистами. Тогда как для Роберта Лэнгдона академический мир библиотек, конференций и приватных экскурсий по сокровищницам мировой культуры — среда нормативная и комфортная, а рискованные приключения сваливаются на него подчас совершенно случайным образом, либо по коварному умыслу теневых кукловодов. Тем не менее, раз за разом оказываясь в переплетении множества теневых сил и игр, Лэнгдон ведет себя в русле классической маскулинности — проявляет весь спектр своего интеллекта, хитрости, смелости к авантюрам и спасает всех встречных женщин, даже если она далекий потомок самого Иисуса Христа. Таким образом, мы видим контраст между двумя типажами маскулинности начала-середины XX века и самого начала века XXI: от классического авантюрного героя Джонса, который рвется «в поле» подальше от книжной пыли — к герою, который раскрывает весь арсенал сноровки, только обнаружив себя в чрезвычайных обстоятельствах и бегах. Дэн Браун ещё в своих первых романах нащупал эффектную структуру фрагментированного изложения истории с разных точек зрения, в духе первых работ Квентина Тарантино, активно используя приемы ненадежного рассказчика или даже нескольких, перемещения по временной линии сюжета, быстрые сцены-главы, промежуточные и финальные твисты. Важное место практически в каждом его романе занимает локация, выступающая практическим самостоятельным персонажем: полярная станция, Ватикан и окрестности, французский Лувр, Флоренция в призме Данте, современный испанский Бильбао или миражи средневековой Праги, и даже скрытые от глаз непосвященных этажи официозного Вашингтона. «Одиссея»: странствие через время и интерпретации поэмы перед премьерой в «Красном факеле» Антагонисты, которые подчас равнодушны к герою и видят его лишь как случайно попавшую в уравнение помеху, также вполне следуют канону и делятся на устойчивые типы: крупнейшие теневые игроки — спецслужбы разных стран, высший политический или религиозный эстеблишмент, информационные и оперативные стелс-концерны и международные агентства; скрытные полевые оперативники, таинственные незнакомцы — подручные теневых магистров, ведущих свою игру. Все они дают ненадежную картину происходящего, как иногда и само сознание протагониста целой серии романов о профессоре Гарварда. Как талантливый романист, Браун успешно спекулирует на популярных темах конспирологии: тайные операции разведки, тесная спайка политических, медийных и силовых интересов; всемирные эпидемии, химическое оружие и подковерные интриги Всемирной Организации Здравоохранения; искусственный интеллект и границы его свободы, а также мистические и совсем земные, властные интриги могущественных религий и тайных обществ, и т. п. Иными словами, автор нашел свой секрет успеха и не отступает от проверенной схемы слишком далеко. Здесь мы уже переходим от художественных допущений и фантазии автора — к той безусловной фактуре, на фундаменте которой он выстраивает здание триллера. Это ставит перед нами вопрос о статусе литературы как таковой, — вопрос очень понятный для русской культуры, которая в целом весьма литературоцентрична. Где философские идеи принято вкладывать в уста героев романов и повестей, как то было у А. Пушкина, Ф. Достоевского, Л. Толстого, М. Горького и др. В эпоху толстых литературных журналов и расцвета общеевропейской культуры романа, каждый выпуск с новой главой, говоря современным языком, становился бестселлером и, нередко, скандалом. Говоря о современной литературе, и, в частности, на примере автора популярной серии романов, мы считаем, что в ней происходит проговаривание определенных интеллектуальных трендов и обсуждение с аудиторией вполне настоящих и конкретных рисков. Массовая культура давно уже не только развлечение, но и поле столкновения политических и коммерческих интересов, где компании проводят маркетинговые стратегии евангелизма — сознательного использования приемов проповеди в продвижении новых технологий и продуктов, и формирования априорно лояльной аудитории сторонников и потребителей конкретных брендов и решений. Но более тонкая игра выстраивается не столько вокруг product placement[1] внутри романа или фильма, но вокруг продвижения больших идейных нарративов, создающих более фундаментальный ценностный контекст, в рамках которого можно разворачивать частные маркетинговые и политические кампании. Сегодня задача успешного писателя-фантаста или автора триллеров на стыке технологии и религии не только развлечь публику хитросплетенным сюжетом или неожиданным твистом, но и выступить голосом в защиту или против какого-то нарратива, показав маркеры принадлежности или лояльности какой-либо группе или идеологии. Фактически, это подтверждает вполне очевидный тезис о том, что интеллектуал или автор всегда ангажирован. Поэтому и культура предстает перед нами не как диалог «автор – читатель», но как полилог множества идей, их наложений и пересечений, электоральных и маркетинговых кампании, и просто побочного, в том числе искусственно создаваемого инфошума. Но из этого разнообразия голосов складывается то, что как раз и называется культурой и её прогностическими свойствами. Тысячи авторов, из которых только единицы становятся громкими голосами своих групп, идей или эпох, предлагают то, что можно назвать экзистенциальным наброском будущего — спектр из различных идей, решений и художественного визионерства, который набрасывает потенциальную канву для дальнейшего развития общества. Зачем Анна Терешкова год назад возглавила Новосибирскую филармонию? Так, классические фантасты XIX века предсказали и, фактически, заранее продумали не только многие технические решения, но и социальные кризисы и варианты их потенциального разрешения. То, что кажется невозможной выдумкой — становится для других мечтой, которую они воплощают, как только позволяет уровень технического развития. Поэтому фактическое будущее — это ассамбляж из того, что уже было о нем сказано в культуре до этого. А значит, и на сегодняшнюю литературу мы можем смотреть как на затуманенный витраж в будущее. Ещё один классический пример — спор о том, какая именно антиутопия XX века наилучшим образом описывает век XXI: «1984» Джорджа Оруэлла или «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли? Но очевидно, что актуальная ситуация сочетает в себе «все лучшее» не только из наиболее популярной классики, но и из множества смежных произведений, предупреждавших нас о грядущем. В противовес евангелизму, такой жанр или тональность повествования, встречающаяся и в работах Дэна Брауна, принято называть алармизмом — и к этому слову следует относиться нейтрально. Отойдя от темы католико-оккультной конспирологии, которая сделала его популярным в 2000-е, во втором десятилетии века Браун сталкивает своего героя Роберта Лэнгдона с футурологическими и эсхатологическими вызовами, смещая фокус внимания на актуальные проблемы технологий и экзистенциальной развилки человечества перед их лицом. И, как мы видим, постановка проблем в декорациях технотриллера вполне совпадает с мировыми трендами и является своеобразным метакомментарием к ним. Попробуем разобраться с тем, что именно говорит нам Дэн Браун в своих последних трех романах, которые можно объединить общим лейтмотивом и имя ему — технопессимизм. Больше не значит лучше? Роман «Инферно» увидел свет в 2013 году и в нем наглядно иллюстрируется вышеизложенная фабула: теневой Консорциум, держащий в руках медийные и силовые нити, обслуживает интересы экстравагантного миллиардера Бертрана Зобриста — главного антагониста романа, который трагически погибает на первых же страницах. Зобрист — гений фронтира химических и биотехнологий, стремящийся подчинить себе ВОЗ и устроить массовую эпидемию искусственно выведенного вируса. События инфодемии COVID-19 в 2020 году показывают, какой мощной могла бы быть рекламная кампания этого романа, выйди он на несколько лет позже. Технологическая подоплека романа — авангард биотехнологий, который неизменно порождает глубокие этические проблемы, споры и глобальные риски. Предотвратить одну из таких катастроф и пытается вынужденный герой Лэнгдон и бывшая сотрудница погибшего миллионера, следуя подсказкам, оставленным в описании Ада кисти Сандро Боттичелли, по мотивам «Божественной комедии» Данте Алигьери. Но теневым управлением медиа уже никого не удивишь, а непредвиденная эпидемия начала 2020-х уже сошла на нет, — но идеи главного злодея романа остро резонируют с действительным кризисом, который сегодня охватывает весь мир — это кризис демографии, фатального снижения рождаемости по всему миру и, особенно, в развитых странах. Дело в том, что главная тревога и проблема, которую самовольно взялся решить антагонист «Инферно» — это проблема критического перенаселения Земли. Дэн Браун вкладывает в уста своего персонажа Бертрана Зобриста реальные идеи и исследования, которые показывают экспоненциальный рост эксплуатации всех видов ресурсов, экологического загрязнения, распространения болезней, эпидемий и социального, политического и экономического неравенства и миграций в прямой корреляции со взрывным ростом населения планеты. Ростом, который явно фиксируется, начиная с эпохи Просвещения, Промышленной революции и активной глобальной колонизации. График из журнала New Scientist, октябрь 2008г. В основе идей Зобриста — действительно существующая модель английского ученого XVIII века Томаса Мальтуса, предсказавшего ловушку разрыва между стремительно растущим населением и не успевающей за этим экономикой и средствами производства. Что, в перспективе, грозит полноценным национальным, и даже цивилизационным коллапсом. Идеи мальтузианства, многократно скорректированные и оспоренные, действительно оказали существенное влияние на мировые экономические теории, экологическую повестку и контроль за демографией и рождаемостью. Все это — классическая биополитика, описанная французским философом Мишелем Фуко: стремление власти Государства или конкретной Корпорации контролировать тела, физические и когнитивные параметры своих подданных, сотрудников, потребителей и подписчиков. Но Браун не ограничивает мотивацию антагониста только соображениями экономики, создавая сложную морально-этическую картину мира злодея. В речах Зобриста звучит и эхо южноафриканского философа Дэвида Бенатара, который известен своей моральной ассиметрией, гласящей, что увеличение рожденных людей ведет к увеличению страдания в этом мире. Более того, Браун вкладывает в уста помощницы коварного миллиардера такую фразу: «Зобрист спрашивает так: если бы вы могли одним нажатием кнопки уничтожить половину человечества Земли, выбранную случайным образом, вы бы это сделали? А если бы вам сказали, что если вы не нажмете кнопку, то всё человечество вымрет в ближайшие сто лет?» Это — прозрачная цитата другого известного философа, популярного финского писателя, орнитолога и эколога Каарло Пентти Линколы. Известного как апологета радикального отказа от технологий и идеи прогресса ради сохранения природной среды обитания и биологической ниши человечества. Этот вопрос, который Браун пересказывает в романе, один из самых известных в работах Линколы. И, несмотря на свою радикальную неприглядность, это вполне классический вопрос для человечества, на который читатель может попробовать ответить самостоятельно. Заговор против Девятой симфонии. Как ему поддаться, новосибирская версия Примечательно, что на данный момент «Инферно» — единственный роман Дэна Брауна, в котором вообще нет никакого хэппи-энда. Антагонист уже победил и идеально исполнил свой «план Судного Дня» ещё до начала завязки триллера. Распылив биологическое оружие в популярнейшей Цистерна Базилике в подземелье Стамбула, чтобы туристы разнесли инфекцию по всему миру. И результат его атаки — не гибель миллионов людей, не эпидемия экзотической чумы или циклоны из отравляющего газа. Нет, Зобрист решает свою коварную головоломку элегантно: его вирус просто делает не менее трети населения земли бесплодными, случайным образом активируя изменения в ДНК. Тем самым, автор романа дает очень нетривиальный ответ на и без того непростой моральный вопрос, порождая дополнительные витки споров. Ещё одно реальное измерение этого художественного сценария — справедливый вопрос о том, кто и каким образом контролирует передовые разработки в области медицины, биологии и химии? Где авангард прогресса нарушает биоэтику и расширяет пространство биополитики? А также как общество будет осуществлять надзор за самими этими контролерами, в лице государств или наднациональных структур типа ВОЗ, оказавшихся внутри романа абсолютно бессильными. Эти же вопросы ставят и критики мальтузианства, указывая на неправомерность в принятии таких решений и контроле. Но, как мы уже знаем сегодня, полноценно вступив в очередной глобальный демографический переход, рождаемость и население сокращаются в Китае, России, Европе и других странах не по злому умыслу биотеррористов, а по совокупному влиянию множества техногенных, культурных (образование в первую очередь), политических и экономических факторов. И которые невозможно переломить или купировать магическими мантрами и заклинаниями о традиционных ценностях. Иными словами, стены демографической ловушки так называемых «стран первого мира» построены самой культурой и футуристическими грёзами этих самых «первых стран». И современные попытки исправления ситуации скорее напоминают судорожный поиск приятного, консервативного оттенка обоев для этих стен, вместо их разрушения или полномасштабного выхода из цивилизационного тупика. Забавный штрих ко всей ситуации добавляет и тот факт, что в экранизации романа «Инферно» 2016-го года, — по требованию голливудских продюсеров, — была изменена концовка на классическое «спасение в последнюю секунду». Потому что, согласно статистическим опросам, фильмы с трагическим концом взывают у зрителя тревогу и фрустрацию, что негативно сказывается на кассовых сборах и прибыли. Поэтому Голливуд решил не расстраивать нежного зрителя, который ищет грёз забвения в тёмном зале, — и избавил его от столкновения с серьезными вопросами. Вполне в мировом тренде [само]цензуры на фундаментальные, многогранные и противоречивые темы и вопросы человеческого бытия в мире. Генезис опасности Уже в 2017 году вышел следующий роман «Происхождение». В нем, как нам изначально кажется, ключевой конфликт разворачивается из-за классического столкновения религиозной картины мира (в лице представителей католицизма, иудаизма и ислама) с новым научным открытием, которое ставит под вопрос сам фундамент веры: ответ о происхождении не просто человека, но жизни на Земле как таковой. Но писательские приемы Дэна Брауна сложнее и многослойнее, поэтому уже знакомая нам конфликтная линия «религия vs. наука» служит лишь одним из триггеров конфликта в нелинейной структуре сюжета. Триллер начинает закручиваться вокруг презентации эксцентричного миллиардера и футуролога Эдмонда Кирша — собирательного образа с чертами Илона Маска середины 2010-х, футуролога, идеолога технологической сингулярности и трансгуманизма Рея Курцвейла и теневого идеолога всей Кремниевой долины, основателя аналитико-разведывательной компании Palantir Питера Тиля. Браун снова ставит на место актуального субъекта истории миллиардера из сферы высоких технологий. На этот раз персонаж обещает, что его открытие раз и навсегда выбьет всю доказательную почву из-под ног всех религий и утвердит триумф науки. Но в самый ответственный момент отставной военный и христианский фанатик убивает бизнесмена в прямом эфире. В скандал оказываются втянуты королевский престол Испании, высшие иерархи католической церкви, авторитетные богословы иудаизма и ислама, спецслужбы, журналисты и искусственный интеллект-ассистент Кирша по имени Уинстон. Искусственный интеллект: способен ли инструмент стать личностью и чем это грозит? «Континент Сибирь» предложил ответить известным новосибирцам, занимающимся проблемой ИИ Пройдя через горнила убийств и погонь, освещаемых в режиме онлайн на самую крупную глобальную аудиторию за всю историю, профессор находит истину: открытие миллиардера — это научно доказанный факт самозарождения жизни из «первичного бульона» в ходе эксперимента Миллера–Юри на основе исследований Александра Опарина и Джона Холдейна. Искусственный интеллект, работающий на квантовой платформе, демонстрирует на весь мир тестовую пробирку. Эта демонстрация грозит выбить почву из-под ног всех мировых религий, чьи авторитетные богословы и так были убиты по ходу сюжета книги таинственным субъектом, замешанным в деле. Но и это — лишь прелюдия к главным открытиям футуролога. На красочной презентации, рассказывающей историю развития и смены доминирующих видов на планете Земля, Эдмонд Кирш говорит, что к нашему времени человек является самым многочисленным и доминирующим видом — на презентации человечество показано как синий пузырь, заполнивший весь экран. И тут же указывает, что относительно недавно он обнаружил новый «вид», который в самом начале был подобен чёрной точке на огромном синем фоне. Но за последние четверть века — презентация смещает временную шкалу и визуализацию соотношения доминирования видов — новый «чёрный вид» захватил уже более четверти экрана, а к 2050 году синего пузыря человечества не останется вовсе. Новый «вид» существ полностью вытесняет людей и становится абсолютно доминирующим. Он «размножается экспоненциально, постоянно захватывает новые территории и развивается быстрее, чем человек». Детальный анализ нового будущего «альфа-вида» приводит футуролога к открытию, что новые существа слишком разнообразны, для того чтобы классифицировать их как «вид» или даже «класс». В презентации футуролог перечисляет основные царства животного мира: животные, протисты, эубактерии, архибактерии, грибы. Новый субъект не относится ни к одному из них и образует своё собственное, седьмое царство неживых существ — Техниум. Царство Техниума — это все технические и сетевые устройства на планете, которые были созданы людьми и инкорпорированы в их жизнь. Фактически здесь Дэн Браун демонстрирует свою погружённость в дискурс социологии вещей и гаджетов, объектно-ориентированной онтологии, философии внечеловеческой субъектности и отчасти техноалармизма. Само название «Техниум» Дэн Браун взял из работ американского публициста и футуролога Кевина Келли, описавшего подобное обобщенное царство в работе «Неизбежное»[2]. Во второй половине XX века крупнейший немецкий философ Мартин Хайдеггер высказывал во многом схожие прогнозы относительно дальнейшей траектории развития человеческого мышления и истории. Он много писал и говорил о том, что человечество вошло в цепкую и глубокую колею рассчитывающего или калькулирующего мышления, т. е. «техника стала судьбой Запада» с очевидным негативным оттенком. Хайдеггер назвал такие тиски мышления Gestell — труднопереводимое на русский язык понятие, буквально Постав, означающее совокупность калькулирующего, расчетливого, шаблонно-технического и кибернетического (популярный термин той эпохи) мышления. Начав мыслить таким образом, человек неизбежно начинается относится к миру вокруг, и к своему собственному дому и даже телу, соответственно: превращая все в предмет научного анализа, экономического расчета и технической эксплуатации или дополнения. Но если Хайдеггер говорил об особенности мышления человека, то XX и первая четверть XXI века в полном масштабе показывают нам явление тела техники — совокупность мировой индустриально-технологической инфраструктуры и конкретные гаджеты, контроллеры, интерфейсы, умные и вообще любые технические устройства (Internet of Things). Венцом конвергенции особого стиля мышления Gestell и технической базы являются невероятно модные в нашем десятилетии LLM — Large Language Models, Большие языковые модели или просто нейросетевые чат-боты от ведущих корпораций. И следующий шаг — это перспектива слияния человека и машины, нашего сознания и его нейросетевой «копии», концептуально уже описанная IT-евангелистами типа того же Курцвейла, Маска и Тиля. Об этом же во второй половине 2010-х пишет и Дэн Браун, в своем романе уточняя, что технические существа нового царства не уничтожат людей, но поглотят их, образуя эндосимбиоз — слияние двух разных видов, так как ни один из них не может жить без другого. Речь идёт о трансгуманизме и изменении человеческой телесности, встраивании гаджетов, медиа и медицинских технологий прямо в тело. Если раньше миссия трубки мобильного телефона была в том, чтобы соединять нас с другими, то сегодня компании типа Apple, Samsung, Huawei, Honor и др. хотят, чтобы пользователю было интересно общаться с самим смартфоном или колонкой, встроенным голосовым помощником Siri либо Алиса от Яндекса или Салют от Сбербанка. Следующий шаг уже обозначен: имплантация умного гаджета в тело, чтобы телефон и умный ассистент всегда были под рукой, как и идущие в комплекте надзорные функции корпорации и государства. ЖК CITATUM — пространство для интеллектуального сообщества Новосибирска Художественное развитие футуристической фантазии у Дэна Брауна полностью совпадает с тем, в каком направлении хотят развивать технологическое сопровождение человеческой жизни и сами кампании. В перспективе люди и техника станут диалектически новым совершенным видом на Земле. Пропагандистская уловка Брауна, вложенная в уста героя-футуриста, заключается в том, что он настаивает на неизбежности эндосимбиоза людей и технологий, на трансгуманизме. При этом он прямо проговаривает, что люди тысячелетиями жили без технологий, и в целом царство Техниума создано самими людьми, которое они до какого-то момента контролируют. И здесь разворачивается ещё один слой сюжета, ставящий технооптимизм под вопрос. Проблема контроля технологий подчёркивается Брауном в том факте, что таинственным террористическим субъектом, который повинен в убийстве Эдмонда Кирша и ведущих религиозных деятелей, в развязывании скандала вокруг католической королевской семьи Испании и всех героев романа, является разработанный миллиардером искусственный интеллект Уинстон [Черчилль]. Который таким специфичным образом понял входные данные и желание-задачу своего создателя устроить небывалое по успешности и громкости заявление об этих хитро связанных друг с другом открытиях в области происхождения жизни, развития доминирующих видов и пришествии царства Техниума в симбиозе с людьми. Не исключено, что этот сценарий Дэн Браун позаимствовал из работы Джеймса Баррата «Последнее изобретение человечества», где известный публицист рассматривает несколько наиболее вероятных сценариев выхода искусственного интеллекта из под контроля[3]. Один из таких негативных сценариев — неправильное понимание ИИ команды от пользователя, исполнение которой позволяет обойти протоколы безопасности (включая базовые Законы Азимова), законодательные и этические нормы. Новостями о таких проблемах в самых популярных чат-ботах последние годы пестрят все мировые СМИ: разработчики и пользователи соревнуются в настройках безопасности и как с помощью хитрых запросов заставить нейросеть выдать запрещенную, секретную или опасную информацию или рецептуру. Но Браун в романе «Происхождение» идет дальше, делая своего антагониста полностью синтетическим и созданным человеком. Может показаться, что искусственный интеллект Уинстон подобен джинну, который вырвался из бутылки и исполняет желание всегда таким образом, чтобы загадывающий его оказался в проигрыше. Но на картину можно посмотреть и иначе, увидев в ней отголоски классических европейских проблем: искусственное создание убивает своего создателя-человека, но делает оно это с одной единственной целью: исполнить мечту своего создателя. Заплатив за это высочайшую цену — расчетливо и холодно, как квантовая база Уинстона. Приключения сознания Это ставит нас как человеческий вид перед фундаментальным вопросом: чего мы желаем и на что способно наше воображение? Не приведет ли оно нас к погибели? Такова проблема, о которой наш автор рассуждает в своем последнем, на текущий момент, романе «Тайна из тайн». Мы предлагаем считать его негласным продолжением ряда тем из «Происхождения», хотя место, герои и детективная завязка совсем иные. Но искусно расставленные отсылки и общая атмосфера техно-триллера позволяют связать оба романа воедино через два вопроса: если «Происхождение» задавало фундаментальный вопрос «откуда мы?», то «Тайна из тайн» обращается к финальному вопросу «куда мы?», т. е. к смерти. От всеобщего инферно планетарного вымирания — к острию личной смерти, что вполне соответствует произошедшему ещё в древности переходу от обещанного Конца Света к проблеме личного умирания, спасения или перерождения. Новые приключения Роберта Лэнгдона разворачиваются в течение суток в Праге, где могущественная компания, подрядчик ЦРУ, открывает охоту на профессора и его даму, выдающегося ученого в области сознания и биотехнологий, чьи новые открытия и книга ненароком раскрывают передовые секретные разработки разведывательного ведомства. Снова классическая для Брауна экспозиция, смешивающая в нелинейное и ненадежное повествование иудейскую мифологию, ключевые экзистенциально-философские вопросы, геополитику и научный фронтир. Главное научное открытие, которое ЦРУ стремится тайно использовать в своих целях, а исследовательница Кэтрин Соломон подарить миру, заключается в научно доказанном существовании т. н. «распределенного сознания». Академгородок как задача: в поисках сверхзадачи В романе это открытие подается как фундаментальная революция в понимании того, как именно устроено сознание человека и как оно соотносится с его телом на протяжении жизни… и после. Браун привлекает и описывает действительные эксперименты, показывающие опережающие реакции мозга на принятие решений (т. е., когда мозг начинает предварительную реакцию на какой-либо выбор ещё до того, как он был сформулирован в сознании и артикулирован в языке) и некоторые парапсихологические факты из истории психологии и массовой культуры. Всё это призвано подкрепить художественное резюме о том, что человеческое сознание не заперто в черепной коробке и не принадлежит человеку как некоторая собственность, — но скорее человеческий мозг является очень тонко настроенным «приемником» некоторого всеобщего поля сознания. Занятно, что для большей понятности автор описывает это метафорой «наш мозг подписан на сознание так же, как мы подписаны на Netflix и настраиваем наши фильтры». И подруга Лэнгдона Кэтрин доказывает эту позицию, предлагая дальнейший план использования всей мощи расширенного сознания на благо человечества, — разумеется, с помощью передовых технологических средств. Несмотря на некоторую фантастичность, описанная Брауном идея «расширенного сознания» имеет вполне реальные основания сразу в двух плоскостях: в мифологической древности и в передовых исследованиях когнитивистики, антропологии и лингвистики. Во-первых, мы можем вспомнить великого Гомера и его поэмы, где явно выражается представления той эпохи о статусе сознания и происхождения многих психоэмоциональных состояний: древний грек считал, что ярость, храбрость, слабость или глупость не происходят изнутри его автономного сознания, но внушаются ему Божествами или духами. Не «я преисполнился отваги и пошел в бой», но «Афина вложила жар битвы в мою грудь, направив стрелу во врага!». Тем самым сознание уже было открытым или распределенным между множеством могущественных субъектов. Аналогичные представления о том, что сознание и даже бессознательное является коллективным и общим для племени, домашних животных и даже тотемических животных до сих пор встречаются среди архаических народов. Антрополог Эдуардо Кон в книге «Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека» описывает как амазонский народ руна может видеть коллективные сны, даже на расстоянии друг от друга, и разделять сновидения или психоделический опыт со своими животными спутниками. Это подводит нас к тезису, что расхожее и бытовое представление об автономном сознании, локализованном в голове, — это представление, свойственное только эпохе Просвещения и Модерна. Если говорить о современных когнитивных науках и лингвистике, то первая очевидная гипотеза гласит о влиянии окружающей природной среды и конкретных материальных объектов культуры (от орудий и способов труда до высокотехнологичных гаджетов мегаполиса) на когнитивную архитектуру человека. Важно уточнить, что среда не жестко детерминирует и руководит нашим мышлением, но находится в сложной системе аффектирования мышления на уровне фундаментальных языковых структур, когнитивных схем и категорий опыта. Очень подробно об этом и передовых экспериментах психологов в этой области пишет русский философ Сергей Бородай в книге «Язык и познание. Введение в пострелятивизм». Ну и можно ограничиться ещё более очевидным упоминанием о влиянии общества и его мнений и стереотипов (мифов, по Ролану Барту, медиа по Маршаллу Маклюену) на [бес]сознательное поведение человека. Современные средства медиа с доставкой прямо в ленту новостей на экране смартфона совершают титанические чудеса с переформатированием сознания, вкладывая нам в грудь не жажду подвига, но «желания к грядущей распродаже на маркетплейсе». Также в когнитивной науке, начиная с 1990-х годов, сложилась парадигма так называемого embodied mind — что можно перевести на русский язык как «телесное самосознание», хотя устоявшийся перевод гласит «воплощенное сознание». Суть этой масштабной научной модели и телесно-ориентированного поворота заключается в том, что мышление и сознание человека воплощено, т. е. распределено по всему телу и, особенно, в его глубинных физиологических структурах. Иногда этот подход называют сразу embodied, extended, embedded и enacted — воплощенное, расширенное, встроенное в среду и энактивное (преобразующее) соответственно. Этот подход восходит к французскому философу Морису Мерло-Понти и американскому антропологу и лингвисту Джону Лакоффу. Вице-спикер новосибирского Заксобрания высказался против распространения интернета и предложил изъять у населения компьютеры На страницах романа Браун излагает известный эксперимент по переносу перспективы сознания: когда человек теряет чувство локализации Я, если ему предоставить взгляд на самого себя и/или несколько своих копий со стороны с помощью зеркал или очков виртуальной реальности. И тем более, если симулировать синхронные ощущения касания, речи и слуха. Многие сталкивались с таким феноменом переноса сознания в предлагаемые условия в очень популярных формах. Надев VR-очки с анимацией полета или падения с края обрыва — человек теряет ориентацию и начинает падать на ровном полу. Либо известный эксперимент, где руку человека подменяют манекеном и бьют по ней молотком — а человек отдергивает свою настоящую руку, которая в моменте подает сигнал боли и опасности. Это примеры простые и развлекательные, но антропологи, этнопсихологии и философы делают из этого более фундаментальные выводы о пересмотре всей природы нашего сознания, множества его этнокультурных вариаций и возможностей смены базовой перспективы мышления. Но вернемся к художественной вселенной Дэна Брауна. Новые горизонты работы с телесным-и-распределенным сознанием открывают возможности многократно усилить мышление человека и реструктурировать его категории отношений друг с другом. Вопрос не в том, чтобы с помощью VR переместить сознание или покинуть тело, но в том, чтобы проникнуть в сферу единого ума в целом. И дальше — за горизонт смерти. Это, конечно же, — самый фундаментальный вопрос всей философии, особенно актуальный в западном мышлении. По сути, справедливым будет утверждение, что многие ключевые культурные, психологические, экзистенциальные и философские споры и проблемы XX века — порождены актуализацией или резким обострением проблемы смерти. «Смерть есть финал индивидуации нашего бытия в мире» — лаконично резюмирует Мартин Хайдеггер. Но все это проходит под знаменьем утраты смысла жизни (Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Франц Кафка, Эмиль Чоран и др.) и экспоненциального роста диагноза депрессии; культурного упадка и небывалого расцвета всех индустрий развлечений и проблемы нигилизма. И выхода на первый план проблемы Ничто — темы, которая никогда ранее в истории западного мышления не захватывала умы современников столь сильно. Список таких проблем и известных мыслителей, предлагавших свои решения или диагнозы эпохе, можно продолжать чрезвычайно долго, но главное здесь то, что идейная составляющая романа Дэна Брауна существует не в вакууме, а затрагивает и связывает многие актуальные струны эпохи. Финальный прогноз романа «Происхождение» — в неизбежном симбиозе доминантного вида человека и нового царства Техниума. Роман «Тайна из тайн» ненавязчиво продолжает эту линию: крауегольной технологической разработкой, которую ЦРУ готово охранять кровью, является работающий нейрокомпьютерный интерфейс (эндокортекс) связывающий мозг и сознание с компьютером и нейросетью. В этой части роман лишь небольшими штрихами улучшает дизайн и масштаб уже существующих технологий связи «мозг-компьютер»[4], например, успешно работающих имплантов Neuralink Илона Маска. Упоминая и близкую по принципу работы технологию Dream Recorder — первый прототип устройства, записывающего и воспроизводящего упрощенную версию ваших сновидений, т. е. работы бессознательного. Тема снов, грёз и иллюзий в структуре сознания — один из лейтмотивов всего романа. Царство людей и царство Техники обречены на конвергенцию, но кто в ней будет подчиненным, а кто — проигравшим? Где будет пролегать граница «гарантированного человеческого бытия», куда Gestell вход запрещен? Дэн Браун описывает негативный сценарий, который выглядит вполне убедительным в силу своей очевидной циничности и выгоды: такой границы не будет, и с помощью техники разведка, — а значит Государство и крупнейший бизнес, — колонизирует саму сферу сознания и все его горизонты, включая воображение, сон и смерть. Как говорит один из высших уполномоченных агентов ЦРУ в книге: «Раньше мы сражались на полях, потом в виртуальном пространстве, сейчас — за первенство в ИИ и технологиях, но следующее поле битвы уже известно — это сознание каждого и внутри него». Для антагониста романа очевидно, что когда в ближайшем времени человечество получит доступ к единому распределенному пространству сознания, — оно уже должно быть американским, колонизированным Западом. Фильм режиссера Кристоффера Боргли «Герой наших снов», вышедший в 2023 году, наглядно показывает, каким может быть такое онейрическое пространство: сны людей на земле периодически прерываются на рекламную паузу, которую бренды интегрируют прямо в поток естественных сновидений. Чтобы смотреть сны без рекламы надо оплатить подписку на собственное бессознательное. Может звучать комично, но тот же антиутопичный сериал «Чёрное Зеркало» оказался практически досконально точной дорожной картой для всех предсказанных негативных сценариев развития технологий. Новосибирские «Бесы»: заметки не-театрала И что совсем не смешно, но в правдоподобность чего верится без дополнительных аргументов, — так это в поставленную в романе проблему злоупотребления властью и разрушение не просто права на приватность и свободу совести, но утверждение вместо него императива на тотальную прозрачность (Transparency Argument) в пользу спецслужб и, якобы, в обмен на безопасность и экономическое лидерство. На эту проблему вполне прозрачно указывает сам Браун, приводя в книге известный факт широкой интеграции камер уличного слежения в европейских городах в американскую разведывательную систему «ЭШЕЛОН». Но этот факт теряется на фоне того, что каждый человек уже имеет свой собственный «жучок слежения» за всей его жизнью — плиточку с черной зеркальной поверхностью в ладошке. Это — прямое воплощение тотального надзора в рамках дисциплинарного общества, которое блестяще описал французский философ Мишель Фуко. В свою очередь, он опирался на образ идеальной тюрьмы Паноптикума, созданного Иеремией Бентамом: где один надзиратель в центре может всегда и в любой момент контролировать заключенных в стеклянных камерах вокруг него. В романе Брауна спецслужбы хотят пойти ещё дальше — и заставить работать на надзор и разведку даже наше воображение в пограничных и внетелесных ситуациях, например, используя опыт клинической смерти или эпилептического припадка как «окно в разведывательное поле». Звучит экстравагантно, потому что пока технически нереализуемо. И, как верный патриот своей страны, в конце книги Браун все же добавляет светлые оттенки и элегантно выводит родное Центральное Разведывательное Управление из-под всей силы удара. И в целом — да, дело тут не столько в конкретном ЦРУ или АНБ, с которыми боролся главный герой в разных детективах. Описанную моральную гибкость и стратегическую борьбу легко представить в руках любой частной разведывательной корпорации или любой крупной державы. В гонке нейросетей, датацентров и внедрения широкополосного и орбитального доступа в Интернет сейчас ведут практически все глобальные игроки многополярности. Субъективно, Китай приходит на ум в числе первых — как один из лидеров, известный своей готовностью с легкостью разменивать свободу и достоинство гражданина в угоду нужд Партии и экономики. Но в Китае Роберт Лэнгдон пока ещё не бывал. Что в итоге? Романы Дэна Брауна — это не только качественный досуг на пару вечеров, это и проговаривание многих вполне актуальных этических, политических и экзистенциально-антропологических проблем, в которых читатель без труда сможет обнаружить и себя. Проблема в том, что серьезное размышление над этими вопросами, образующими идеальный шторм, — тревожнее и страшнее, чем слежка за крадущимся в тени злодеем и сюжетным поворотом. [1] Нативное рекламное размещение продукта или торговой марки в кинематографе и литературе. [2] См.: Келли К. «Неизбежно. 12 технологических трендов, которые определяют наше будущее». [3] См.: Баррат Дж. «Последнее изобретение человечества». [4] См.: 1) https://cmi.to 2) https://habr.com/ru/articles/564644/ Редакция «КС» открыта для ваших новостей. Присылайте свои сообщения в любое время на почту news@ksonline.ru или через нашу группу в социальной сети «ВКонтакте». чтобы первыми узнавать о ключевых событиях в деловых и властных кругах региона. Нашли ошибку в тексте? Выделите ее и нажмите Ctrl + Enter КОММЕНТИРОВАТЬ ПОДПИСАТЬСЯ 
